| О звукоцветовом анализе Самые цветные тексты FAQ |
Добро пожаловать в мир Звукоцвета!Звуки, используемые в речи, у большинства людей ассоциируются с определенным цветом или цветовым оттенком. Эта ассоциативная связь очень устойчива, поэтому наша речь — это прочно связанный поток звукоцветовых ассоциаций в психике человека. Звукоцвет поможет вам увидеть цвет своей речи, цвет любимого стихотворения или прозы, цвет известной песни, а может быть цвет научного труда или объявления в газете! Хватит читать, уже пора что-нибудь раскрасить. 8) Каталог
|
Безумная Тень
Оруженосец ЛеворукогоЧасть 1.Оллария, 398 год к.С. «Фабианов День» — Доблестный капитан Арнольд Арамона счастлив сообщить своему государю и всему Талигу… — звучный голос герольда разносится над Фабиановой площадью, заглушая шелест перешептываний, доносящийся с галереи, где расположились король и Высокий Совет. Над головой плещут, хлопая на ветру, флаги, а отросшая за полгода челка лезет в глаза. Кажется, что еще немного, и огромный неудобный берет, слетев с головы, упадет на отдраенные до блеска плиты. — Капитан Арамона ручается за верность и доблесть сих юношей, коих и называет друг за другом… — слова скользят мимо сознания. Непривычно короткий старомодного покроя плащ совершенно не греет. Холодно. Ветер пробирает до костей, заставляя еще сильнее каменеть плечи и спину, а обманчиво-ласковое весеннее солнце, отражаясь в плитах, слепит глаза. Холодно. Оценивающие взгляды липнут к коже, заставляя сильнее стискивать кулаки и вызывая почти непреодолимое желание скривиться. Холодно. От взгляда, который узнаешь из тысячи. — Двадцать доблестных дворян предлагают свою жизнь, честь и шпагу тем, на чьих плечах держится королевство… — древняя формула кажется насмешкой. Такое чувство, что здесь выбирают не преемника, а лошадь — родословная значит больше, чем стать. Молчание. Хлопают полотнища флагов — зрители застыли в ожидании обещанного фарса. Фанфары — представление началось, актеры заняли свои места. — Я, Вольфганг фок Варзов, маршал Талига и командор Горной марки Бергмарк, прошу Лучших Людей Талига отпустить братьев Катершванц в родовые земли, где их мечи и доблесть нужны, чтобы сдержать напор Хайнриха Гаунау. — Пролог. Впрочем, нет. Акт первый. — Лучшие Люди слышат просьбу маршала Варзова, — возвещает герольд. И снова фанфары. Одна за другой черно-белые фигуры шагают по бело-черным, сверкающим плитам площади, чтобы скрыться в тени галереи. Не театр — шахматное поле. Салина, как и ожидалось — Альмейда, Ауэ — Зак, тоже ничего неожиданного. Партия набирает обороты, скоро мой черед. Отец говорил, что меня возьмет Рокслей. Как и моего брата. Иллюзия выбора, принятия решения — табия*. — Я, Лионель, граф Савиньяк, капитан Личной королевской охраны, прошу и выбираю Валентина, графа Васспарда. — А вот это уже ново. И, хотя мне удается удержать лицо, нельзя сказать, что это приятно — чувствовать себя пешкой в чужой игре, начинающей рискованную комбинацию. Впрочем — по телу прокатывается дрожь — делать ли ход, сейчас решаю я. Скользкие плиты, устланная алыми коврами лестница, знакомые лица. Тихий шепот, запах благовоний и духов, темнота перед привыкшими к яркому свету глазами Главное — не смотреть вправо, забыть о давящем на плечи ледяном взгляде. — Граф Васспард приносит присягу, — снова герольд, а под коленом приминается густой ворс. — Я, Валентин из дома Приддов, — мой ход, — благодарю графа Савиньяка за оказанную мне честь. Я клянусь исполнять его волю, служить ему, и в его лице служить Талигу, — заученная формула срывается с губ. — Отныне бой графа Савиньяка — мой бой, его честь — моя честь, его жизнь — моя жизнь. Да покарает меня Создатель, если я нарушу клятву. — Мой выбор и моя игра. — Да будет моя шпага сломана, а имя предано позору, если я предам своего господина. Обещаю следовать за ним и служить ему, пока он не отпустит меня… Тонкие пальцы пахнут сандалом, а кожа почти по-женски нежна. Паркетный генерал. Хищный зверь на золоченой цепочке. Что тебе от меня нужно? — Капитан Личной королевской охраны слышал твою клятву и принял ее, — провозглашает герольд. Я занимаю свое место за плечом Савиньяка, не оборачиваясь назад. То, чего хочу, я получу сам. Занавес. *Табия — хорошо изученная шахматная дебютная позиция, с достижения которой игроки начинают делать собственные, не «книжные» ходы. «Особняк» — Ждите здесь, — не оборачиваясь, бросает граф, неспешно покидая комнату. Где-то в недрах дома продолжает истерически взвизгивать служанка и с грохотом биться стекло, только теперь их почти перекрывает командный рык капитана Личной королевской охраны. Неожиданно. Осматривать кабинет в отсутствие его хозяина оказывается не только намного удобнее, но и гораздо приятней. Чужое, наполненное холодным любопытством, внимание несколько… нервирует. Огромные окна, занимающие восточную стену почти целиком, наполняют комнату светом. Теплые оттенки деревянных панелей на стенах и золотистый, с редкими вкраплениями красного дерева, паркет. Бордовые портьеры и обивка тяжелых кресел выделяются темными пятнами, выгодно подчеркивая цветовую гамму. Здесь даже книжные переплеты выдержаны в светлых тонах. «Стратагемы», «Записки о Двадцатилетней войне» — знакомые с детства названия, но книги выглядят так, словно никогда не знали прикосновения человеческих пальцев – только метелок для пыли. Впрочем, вся эта большая и светлая комната кажется удивительно нежилой. Такое чувство, что нынешний хозяин не только не бывает здесь чаще необходимого, а вообще не появляется. Это ощущение не сглаживают даже перья и открытая, хрупкая даже на вид чернильница на столе. — А вот и нет! — перекрывая дробный топот каблуков по паркету, разносится по коридору. Мелькает белая рубашка и вихрь светлых волос, судя по длине последних и росту, это был Арно. Любопытно. — Ну, мелкий! Поймаю — выпорю! — от бодрого рыка волоски на затылке становятся дыбом. Кажется, о графе Савиньяке мне — и не только мне — известно непростительно мало. По крайней мере, о том, что он способен гоняться за собственным братом с ремнем я точно не слышал. Интересно. — Кхм, — ироничное покашливание раздается над самым ухом, заставляя окаменеть плечи. — Теперь, когда вы закончили знакомство с моей семьей, не соблаговолите ли уделить внимание и мне? Кровь отливает от лица, ощущение чужого присутствия оглушает — прямо за моей спиной стоит Лионель Савиньяк. Колет застегнут под горло, кружевной воротник идеально расправлен, а взгляд черных глаз холоден, как ночь Зимнего излома. Их трое — понимание оборачивается легкой тошнотой. Как я мог забыть? Непростительная невнимательность. — Прошу прощения, эр Лионель, — традиционное обращение легко соскальзывает с языка, принося облегчение: воротник больше не кажется гарротой. Зато появляется желание скривить губы в саркастической усмешке. Увы, в моем положении эта роскошь недоступна. Злить Савиньяка без повода сейчас, по меньшей мере, глупо. — Главная ваша обязанность как моего оруженосца, — не замечая моих извинений — да и меня самого кажется тоже — с хищной улыбкой произносит граф, — состоит в том, чтобы как можно меньше путаться у меня под ногами. Впрочем, вероятно, для вас это будет слишком сложно. «Так зачем же тогда взял?» — раздражение накатывает волнами, вытесняя все прочие эмоции. Отец был прав, называя старшего Савиньяка змеей. Но об этом я подумаю в одиночестве — нельзя показывать собственную слабость или то, что может выглядеть ею. — Что ж, пожалуй, я найду для вас достойное занятие… — прищур черных глаз не обещает ничего хорошего, но выбора, в общем-то, у меня уже нет. — Но это завтра, сегодня отдыхайте и знакомьтесь с особняком. До утра вы мне, вероятно, не понадобитесь. — Благодарю, эр Лионель, — вежливость тоже оружие. Особенно, когда ничего другого не остается. — Идите, — кивает увлеченный полированием собственных ногтей граф, кажется, ему нравится выводить меня из себя. — Ах да, — слышу, уже взявшись за ручку двери, — портные придут ближе к вечеру, — все с той же хищной улыбкой произносит Савиньяк. Осознание совершенной ошибки неприятным холодком прокатывается по венам — алый с золотой отделкой. На три года. Ни за что! «Обучение» — Письма из папки со второй полки третьего от окна шкафа должны быть у своих адресатов сегодня до полудня, — сосредоточенно проглядывая очередную бумагу, сухо и быстро произносит Савиньяк. Подходит к концу шестой месяц Заката, то есть, простите, моей службы оруженосцем. — Те, что лежат в синей папке в четвертом от двери шкафу рассортируете и доставите до вечернего колокола. Далее, к четырем пополудни зайдите в особняк, заберете у Этьена пакет на мое имя, не позднее пяти он должен быть у меня. Пакет, а не управляющий. И вот еще что, эту записку, — эр не поднимая глаз, протягивает запечатанное летящим оленем послание, — доставите в особняк Капуль-Гизайлей в течение часа вместе с корзиной лучших желтых роз, — Савиньяк лениво откидывается в кресле, — с таким, знаете, медовым оттенком. Я, кажется, видел подобные пару недель у торговки близ Южных ворот. Впрочем, с оттенком разберетесь на месте сами. — Да, эр, — короткий кивок — лучший выход. Особенно, когда нужно смолчать. — Я могу приступить к исполнению? — Да, вполне, — возвращаясь к бумагам, задумчиво роняет Савиньяк, — вы бы причесались перед визитом к даме, граф. Не хочу, чтобы ваш вид загубил мою репутацию. Теперь кончается даже воздух в легких — из зеркала при входе на меня смотрит бледное до синевы отражение с идеально уложенными волосами. — Да, эр, — закрыть дверь бесшумно кажется настоящим подвигом. «Розы» — мысли скачут ядовитыми пауканами, которые, говорят, обитают где-то на юге, — «желтые розы, в конце Летних Молний*… Да, он же издевается!» Впрочем, за прошедшие месяцы можно было вполне привыкнуть. И к бесполезной беготне с бумажками по всему городу, и к странным вопросам, и к еще более странным поручениям, на фоне которых поиск роз кажется детской игрой. Привыкнуть можно ко всему, даже к собственному пугающе ало-зеленому отражению в зеркале. Вот только… Создатель, как же все это изматывает! Бесконечная череда лиц, знакомых и не очень, странные вопросы эра, выливающиеся в еще более странные разговоры. Гудящие от усталости ноги — первый месяц казалось, что еще немного, и они отвалятся — и идущая кругом от количества поручений голова. А в редких перерывах между бегом и кратким сном — чтение. Книги по тактике, стратегии и истории войн, книги посвященные дипломатии и политике, мемуары и биографии — кажется, что Савиньяк задался целью сделать из меня мэтра истории. Столько я не читал даже после смерти Джастина, когда буквально жил в библиотеке, не желая сталкиваться с отцом. Отупляющая усталость стала моим верным и неизбывным спутником в последние месяцы. Ежедневная рутина и накатывающая сонная одурь поглотили не только неизбежные слухи об отношениях, связывающих Первого маршала с собственным оруженосцем, но и шепоток о причинах выбора Савиньяка. Впрочем, это было так давно, что даже распустившиеся после приснопамятной дуэли буйным цветом сплетни утихли. Сейчас Олларию и отца больше интересует, куда же пропал Проэмперадор Варасты со своей армией. А мне… мне уже значительно легче, чем было в самом начале: появились силы думать о том, какую роль играет моя беготня в интригах Савиньяка. И ответ «ради извращенного удовольствия видеть наследника Приддов у себя на посылках» больше не кажется мне удовлетворительным. За делами — и поисками роз, Твари их раздери — день пролетает почти незаметно и приходится приложить немало усилий, чтобы не опоздать сначала в особняк, а потом и во дворец к назначенному времени. Копившееся с самого утра раздражение выливается в сарказм, который с трудом удается сдерживать. — Поручения исполнены, эр, — мой голос звучит ровно, но лицо Савиньяка ясно показывает, во что они оценивает подобные актерские способности. — Благодарю, граф, оставьте пакет на столе, — не поднимая головы от разложенных по столу бумаг, бросает Савиньяк. — И подождите несколько минут, пока я закончу. И снова письма. Иногда мне кажется, что бумагомарательство — это единственное, чем занимается капитан Личной королевской охраны. Впрочем, сложно переоценить влияние человека, в ведении которого находятся все встречи короля и королевы. Отец и мэтры-наставники всегда говорили, что первое впечатление обычно бывает обманчивым. Я не обманываюсь. В руках Савиньяка находятся все нити управления жизнью дворца, в его власти обвинить кого угодно в заговоре или просто оттянуть время аудиенции настолько, что она потеряет всякий смысл. — Итак, граф, — обращение уже настолько приелось, что не вызывает даже досады. В отличие от первых месяцев службы, когда Савиньяк буквально изводил меня этим насмешливым «граф». Кажется, Алва называет своего оруженосца «юноша» и, право, не знаю, что хуже. — Начну с главного, — раз уж не язвить не получается, так хотя бы получу от этого удовольствие, — сто двадцать желтых с медовым оттенком роз были доставлены в особняк Капуль-Гизайлей точно в срок. Ответ госпожа баронесса велела передать устно, цитирую: я бы хотела выразить свою признательность графу лично. Передать мурлычущие интонации баронессы не удалось. А жаль. — Замечательно, — осторожно вскрывая плотный пергамент послания, кивает Савиньяк, совершенно не оценив моей игры. Это, пожалуй, к лучшему, потому что о финальной части послания — поцелуе — я предпочел «забыть». — Какое платье было на Марианне? — Алое, эр. — Хорошо, Анна-Терезия? — Простите? — Во что была одета Анна-Терезия, — лицо и голос Савиньяка отчетливо и неприкрыто выражают, все, что он думает о моем уме и сообразительности. — Вы должны были сегодня побывать у виконта Карье. Ах да, младший Креденьи, как я мог забыть? — Бледно-лиловое, эр, — язвить больше не хочется. Разговор утомляет своей бессмысленностью. Ощущение, что смысл происходящего ускользает от меня — угнетает. — Хорошо… — задумчиво кивает Савиньяк. Такое чувство, что ответа он не слышал. Ох, кто бы мне объяснил, какое отношение имеет цвет платья куртизанки и одеяния супруги наследника Креденьи к повседневно-политическим делам, которыми теоретически должен заниматься мой эр… *Летние Молнии — надеюсь, все помнят, о том, что по нашему летоисчислению это сентябрь?
Поделитесь этим произведениемПроизведения похожие по цвету
|
Поиск произведений по цветуРаскрасить мой текст!Новые произведения
|
|
© 2010—2024 Звукоцвет.ру |
|
