| О звукоцветовом анализе Самые цветные тексты FAQ |
Добро пожаловать в мир Звукоцвета!Звуки, используемые в речи, у большинства людей ассоциируются с определенным цветом или цветовым оттенком. Эта ассоциативная связь очень устойчива, поэтому наша речь — это прочно связанный поток звукоцветовых ассоциаций в психике человека. Звукоцвет поможет вам увидеть цвет своей речи, цвет любимого стихотворения или прозы, цвет известной песни, а может быть цвет научного труда или объявления в газете! Хватит читать, уже пора что-нибудь раскрасить. 8) Каталог
|
ПБ
ПБПосле концерта им, как всегда, надарили гору сладостей, цветов и игрушек. Наннерль пила горячее молоко с медом и рассаживала своих кукол. Не то чтобы она их очень любила, но немного живыми считала, а это заставляло относиться к фарфоровым красавицам с долей почтения. На них хотелось любоваться, как на сокровища.- Как ты их различаешь? - Брат мимоходом растрепал ее тщательно уложенные, напомаженные локоны. - Они же все на одно лицо. Лучше бы тебе подарили ноты. - Неправда! - Наннерль торжествующе показала ему язык. - У Флории черные волосы и красное платье, Мими в голубом плаще, а у Элизабет звездочки в прическе. Не обижай их, им не нравятся, когда над ними смеются. - И как же ты назовешь эту? - Он взял в руки новую куклу в странном костюме. - Виттелия или Манон? Вечно Райнхард говорит гадости, как ему не стыдно? - Обойдутся. - Отобрать у Райнхарда картонку получилось только с третьего раза. Наннерль еще раз посмотрела на темные, чуть раскосые глаза куклы и лиловое с серебряным шитьем платье. - Вот что - ее будут звать Лю и точка. И если ты что-нибудь скажешь, то я тебя стукну. В комнату вошла мама, которая прекрасно слышала последние слова. - Дети, не ссорьтесь, сколько можно? Вам надо заниматься усерднее, а не считать лебедей в Нойшвайштайне! Скоро бетховенский конкурс, а у обоих ветер в голове и еще ничего не готово. Райнхард покраснел и угрюмо уставился на Лю, как будто она была в чем-то виновата. Нет уж, пусть учится выбирать слова. Наннерль расправила складки шелкового платья и усадила куклу на этажерку. На самом деле, они занимались каждый день по четыре часа и теперь могли сыграть вслепую без единой ошибки. - Извини, мама. Мы так больше не будем. - Райнхард, - мама приподнялась на цыпочках и поцеловала его в щеку, показывая, что больше не сердится, - я это слышу уже пятнадцать лет. Тебе пора взрослеть. Нельзя же все время дурачиться, надо думать и о карьере. Лицо у брата стало доброе-доброе. Так всегда случилась, когда он задумывал очередную каверзу. - Но иногда ведь можно? Если все время только учить ноты, то можно помешаться, как Сальери. Мама все же стукнула Райнхарда полотенцем. Не сильно, но все равно... - Сынок, Сальери умер в своем уме. А помешался совсем другой композитор, который... - Который сочинил «Картинки с выставки». Мы их даже играли. Я пошутил, мам. У двери зазвонил колокольчик, и мама побежала открывать. По гостиной поплыл аромат каких-то очень красивых духов, меха и свежего снега. Наннерль без всякого стеснения глазела на баронессу фон Вестфален, которая иногда помогала маме организовывать концерты. Она же была и госпожой патронессой бетховенского конкурса, и даже рекомендовала Райнхарду на следующий год поступить в консерваторию. Баронесса расцеловала маму в обе щеки. - Профессор Штраусс в восторге от вашей игры, Райнхард, а особенно от пения Наннерль. Говорит, что лет через восемь вторая Диана Дарау будет, а уж он знает толк в хороших голосах. Это невероятная удача, так что если на нас не упадет метеорит или флот мятежников... И баронесса сбросила с плеч меховое манто. Наннерль стало обидно. Почему это все решили, что она до конца жизни будет петь, как канарейка? Наннерль исподлобья уставилась на маму и баронессу: - Я не маленькая, мне уже десять лет. - Конечно, не маленькая. - Баронесса села рядом с ней на корточки и достала завернутую в зеленую бумагу коробку. - А совсем взрослая барышня. У меня есть для тебя подарок. Открой. Наннерль открывала подарок с опаской. Недавно ей поставили пломбу на зуб, и доктор сказал быть осторожнее со сладким. И каково же было ее удивление, когда она увидела не очередную статуэтку или пирожное, а самую настоящую книгу с пожелтевшими страницами и немного потертой обложке. "Жоанна..." - нет, "Жанна Д’Арк". - Думаю, тебе понравится, Наннерль. Это очень хорошая книга. - Я обязательно прочту. Райнхард, ты куда? Райнхард куда-то заторопился, надвинул шляпу на глаза и был таков. Брат в последнее время часто пропадал, но это не мешало ему хорошо играть. Мама с баронессой ушли наверх, секретничать о чем-то своем, а Наннерль уселась читать под торшер. Сначала ей страшно не нравился неповоротливый стиль, но уже через десять страниц она не могла оторваться и даже не заглянула в конец. Обычно она делала так, чтобы убедиться - герой жив. Баронесса ушла от мамы уже под вечер, и ровно через четверть часа вернулся Райнхард с отчаянно краснеющим носом. - У меня такое чувство, - мама сложила ноты в папку, - что ты избегаешь нашу дорогую Магдалену. Сынок, в чем дело? Райнхард пробурчал что-то невразумительное и ушел к себе спать. Утром мама усадила их за инструмент и объявила, что надо постараться вдвойне. Заключительный конкурсный день и награждение посетит его величество кайзер. Для Наннерль это означало, что за роялем теперь придется разве что не поселится. Никаких кукол и книжек, только школа и рояль. Правда, в книге про Жанну конец все равно оказался очень плохим. А ведь все так хорошо начиналось. На конкурсе за ними никто не мог угнаться, слишком живо они играли. Наннерль всегда казалось, что на концертах брат как будто старается оградить ее от всего остального мира. Когда стена становилась достаточно плотно, Наннерль успокаивалась, и сидение за инструментом превращался в разговор, понятный только им, - ну, может еще маме и баронессе фон Вестфален. Когда рояль смолк, Наннерль едва не оглохла от аплодисментов. На сцену вышел высокий старик с полузакрытыми глазами. Под руку он вел очень красивую даму в алом платье, но своей узорчатой трости он уделял намного больше внимания. - Какое чудо мы только что слышали! Сам гений музыки посетил наш скромный храм искусства! Все тут же стали почтительно кланяться и называть старика «Ваше Величество». Наннерль представляла его выше и страшнее, а так - старик как старик. Только смотрит странно. - Мы с сестрой рады стараться для вас, ваше величество. Райнхард чему-то разозлился, она это чувствовала. Брата всегда раздражало чужое внимание, а кайзер еще и не понравился. - Вы служите музыке, прекраснейшему из искусств. То, с каким душевным жаром вы ей отдаетесь, достойно всяческой похвалы. Как и ожидалось, они выиграли гран-при. Наннерль тихо радовалась, победа означала, что мама не будет беспокоиться о деньгах до весны. А дальше конкурс Листа и Густава Малера. Мама говорила, там хорошее жюри, которое не дает баллов за родословную. Следующие два дня Райнхард ходил мрачный, и все грозился насадить кого-то на вертел. Наннерль его почти не слушала. Со шпагой брат ладил ненамного хуже, чем с роялем, но говорил, что так развлекаться могут только бездельники. Тридцать первого декабря рядом с их домом остановилась длинная черная машина. Мама уронила вафельное полотенце и велела идти наверх, учить уроки. Наннерль стало любопытно, и она спряталась за перилами на лестнице. Снизу ее точно никто не увидит. Когда в гостиную вошли люди в знакомых цветных ливреях, она едва не свалилась. Сразу же вспомнились похороны папы и то, как мама пытались добиться правды. - Господа, что вы делаете в моем доме? - Здравствуйте, госпожа фон Мюзель. Нам приказано помочь вам с переездом. Длинный, похожий на грача лакей низко поклонился. - Меня всецело устраивает мой дом. - Когда мама так говорила, от нее шарахались даже военные. - Это частное владение. А теперь уйдите. Грач ничуть не смутился. - Должно быть, вас не поставили в известность. Но личному аккомпаниатору его величества не пристало жить в таких жалких условиях. Ничего они не жалкие! Правда, в прошлом году протекала крыша и дуло из всех окон, а так - дом как дом! И вообще... Но маму чужие слова ничуть не задели. - Мне об этом ничего неизвестно. Господа, моим детям надо репетировать, и вы мешаете. Зазвенел колокольчик - это вернулся Райнхард, который едва не поскользнулся на входе. - Мама, в чем дело? - Герр фон Мюзель, ваша матушка упорствует в своем нежелании быть верной поданной кайзеру и отпустить вас на службу во дворец. А вот это было уже вранье, за которое мама могла ударить скалкой. Два года назад, когда они жили в другом доме, к ней приставал квартирный хозяин, который попал после этого в больницу с двумя переломами. - Послушайте, сударь... - Мама, подожди. - Райнхард размотал шарф и повесил свое пальто на вешалку. - Может, это какая-то ошибка... к нам приходит много корреспонденции, скорее всего, письмо из дворца затерялось. Подождите, пожалуйста. Райнхард вернулся ровно через пять минут. В руках он держал порядком помятую открытку с нежно голубыми лилиями. - Я думал, это розыгрыш кого-то из консерватории. Грач ничуть не смутился. И даже изобразил подобие смущенной улыбки. - Его величество кайзер Фридрих просит оказать ему честь и позволить насладиться вашим искусством. Об условиях контракта вам скажет нотариус его величества. - Я согласен, - поспешно ответил Райнхард. Не тут-то было. - Господа, - мама строго пожала губы. - Я бы хотела переговорить со своим сыном наедине. Оставьте нас на десять минут. Лакеи вышли, а мама закрыла дверь на все задвижки. - Райнхард, мне это не нравится. Бесплатный сыр бывает только у кошачьей миски. Вместо ответа Райнхард закружил маму по комнате. - Мама, это такая возможность. И тебе больше не придется бегать по урокам, а Маленькой - пропускать школу. - Но это двор. - Мама отвернулась к окну. - Когда твоя бабушка закончила пансион, то получила шифр младшей фрейлины. Ей там не нравилось. Поэтому она и выскочила замуж так рано... Бабушку Катарину Наннерль знала только по черно-белым снимкам в семейном альбоме. - Но времена меняются. Мама, я же еще ничего не подписал. Вот увидишь, все будет хорошо. А если мы откажемся, то плохо. Маме ничего не осталось, как согласиться. Она только сказала, что двор - это не лучшее место, и вновь открыла дверь. Вот так они и переехали. Их поселили не во дворце, а в нарядном, похожем то ли на пряник, то ли на лаковую шкатулку двухэтажном доме с теплыми полами и новым роялем на витых ножках. Мама говорила, что все здесь слишком дорогое, до неприличия роскошное, но положение обязывало. Наннерль рассадила своих кукол по росту и еще раз посмотрела на лежащую на кровати картонку с платьем, которое доставили сегодня. На это красивое и наверняка страшно неудобное бело-розовое великолепие смотреть было страшно. К платью прилагались кружевные панталоны, но домоправительница сказала, что все во дворце их носят. - Зачем такой большой вырез? - Мама помогла ей надеть ворох нижних юбок. - Ты же девочка, тебе всего десять лет. Мы же не придворные... Еще застудят на здешних скозняках. Не жмет? В любом случае, на концерты пойдет. Вечером к ним пришел его величество кайзер, правда, уже без своей дамы. Кайзер спросил, как они устроились и попросил сыграть и спеть что-нибудь из Шуберта. Райнхард выбрал «Гретхен за прялкой» и «Лесного царя». Наннерль боялась, что ей не хватит дыхания, на Шуберте она вечно спотыкалась, но все прошло замечательно, даже лучше, чем на концертах. Его Величество долго хлопал в ладоши, улыбался и потом как бы случайно обрадовался тому, что так угадал с платьем. Перед уходом он пригласил Райнхарда на личную аудиенцию через два дня. - Вы начитанный юноша, Райнхард. А мне уже много лет не с кем обсудить одно сочинение господина де Мюссе. - Какое же, ваше величество? Райнхард был словно деревянный или даже заледеневший. - «Лорензаччо». - Признаться, я не читал его. Брат покраснел, так что даже Наннерль стало понятно - врет. - Немудрено. Эту пьесу не читает молодежь, её не ставят в театрах. Цензура ее запретила, но у меня есть экземпляр. Райнхард, я слышал, вы замечательный чтец. Уважьте старика, окажите любезность. Райнхард домой больше не вернулся. Утром пришел человек из дворца, и сказал, что кайзер желает видеть молодого господина фон Мюзеля при своей особе каждый день. Впрочем, его величество понимает, что отбирает у матери сына, а у сестры брата, и потому готов компенсировать эту потерю. Мама ничего не понимала и строго настрого велела Наннерль не болтать лишнего и ни с кем не разговаривать. Через несколько дней, когда мама отпросилась за покупками, в ювелирном салоне их встретила госпожа баронесса вместе с каким-то унылым и усатым военным. - Дорогая, на тебе лица нет. Случилось что-то страшное? - Я не знаю. - Мама смахнула с щеки слезинку. - Но у меня очень плохое предчувствие. Магдалена... Баронесса оглянулась по сторонам. - Поговорим дома. Эрнест, попроси, чтобы подали машину. Дома у баронессы их напоили очень вкусным контрабандным чаем с Эль-Фасиля. Баронесса сняла высокие, до локтя, алые перчатки и расхаживала по своему кабинету. - Расскажи толком, что случилось? Ваш бывший антрепренер совсем стыд потерял и теперь требует невесть чего? Аренда теперь грабительская? Что? Мама отрешенно смотрела в одну точку, она сидела застывшая, как статуя из древнего музея. - Я полагаю, - когда мама начала говорить, она покраснела, - его величество интересуются моим сыном в области, которая выходит за пределы и закона, и морали. Баронесса едва не наступила на подол своего платья. У нее напряглись спина и плечи, а лицо стало серым, как снег поздней весной. - Хочешь сказать, - баронесса села рядом с мамой, - его величество вспомнил про Юпитера и Ганнимеда? Мама кивнула, а баронесса прижала ладонь ко рту, и заговорила тихо-тихо. - Может, это слухи? Маркизу отлучили от двора, но эта скандалистка… Вместо ответа мама так посмотрела на баронессу, что та замолчала. - Если это правда…это кошмар. - Можно подумать, - мама заговорила с баронессой раздраженно, как с надоедливым журналистом, - я не знала? Мне некогда падать в обмороки и плакать. Лицо баронессы стало совсем серым. - Милая, я ничем не смогу тебе помочь. Если это правда - то… концы в любом случае постараются спрятать в воду. Если это ложь - всех нас повесят за оскорбление величества и государственную измену. Даже Наннерль. Наннерль видела по телевизору, что происходит во время казней. Сначала тебе надевают на голову белый мешок, затем затягивают на шее петлю, и в конце выбивают опору из-под ног. Она представила себя на веревке, с дергающимися ногами и часто закашляла. - Ей же только одиннадцатый год! Баронесса отошла к камину и покрутила завитушки. - Кого это волнует. Закон не меняли со времен Рудольфа Великого. Счастье, нас никто не подслушивает. Я позаботилась об этом. Мама вцепилась в чашку и молчала. Когда она заговорила, Наннерль захотелось спрятаться где-нибудь очень далеко. - Магдалена, если... если со мной что-то случится... ты ведь о них позаботишься? Прежде чем сесть, баронесса приподняла свой кринолин, а затем принялась убеждать маму не горячиться раньше времени. Баронесса обещала помогать маме во всем, чтобы не случилось. На том они и разошлись. Через несколько дней Наннерль и маму пригласили на прием во дворец в честь дня рождения старшей дочери его величества. Наннерль там не понравилось, собравшиеся походили на механических кукол, притворяющихся людьми. Да и Райнхарда они почти не видели, им даже не дали поговорить. Зачем тогда звали, для мебели? Мама с приема вернулась бледная и расстроенная, а затем достала из своих вещей расписную шкатулку, доставшуюся от бабушки Катарины. - А что здесь? Наннерль боялась оставить маму одну, даже когда хоронили папу, мама выглядела лучше. Мама открыла шкатулку и достала склянку из темно-зеленого стекла. - Наше избавление, Маленькая. Наша надежда. - На что? Мама закрыла глаза и печально улыбнулась. - Аннерозе фон Мюзель, ты уже большая девочка. И ты должна знать, что если кто-то обижает и бесчестит нас или тех, кого мы любим, то он должен платить за это. Своей жизнью. Если ты не можешь добраться до этого человека сама - найми профессионала. Или жди удобного момента. - Или, - Аннерозе плюхнулась маме на коленки, - сама стань таким профессионалом? Потому что на профессионала у них нет денег. - Да. - Мама погладила ее по голове. - А теперь помоги мне прибраться. Давай устроим настоящий костер в кабинете. Аннерозе запомнила эти слова. И когда через четыре дня за мамой приехали угрюмые люди в белых халатах, то они не нашли ни шкатулки, ни маминых личных записей. Сама Аннерозе ничего не понимала, плакала и кусалась, когда ее увезли в школу высоко в горах. Директриса - худая, сухопарая женщина - объявила, что у мамы сильнейшее душевное расстройство и что она виновата перед его величеством кайзером своей неблагодарностью. - Но, - продолжила директриса насмешливо сверкая глазами, - вы искупите ее вину хорошей учебой, покорностью и послушанием. Понимаете, дитя мое? - Да, - Аннерозе торопливо кивнула, - я все сделаю. А могу ли я увидеть своих кукол? - Разумеется. - Директриса растянула губы в улыбке и стала похожа на большую змею. - Если будете себя хорошо вести. Про себя Наннерль уже решила, что, видно, придется становиться профессионалом. Вряд ли это сложнее, чем петь и играть на рояле. В дортуаре она пыталась заплакать, но не получалось, внутри все застыло от противного и страшного чувства.
Поделитесь этим произведениемПроизведения похожие по цвету
|
Поиск произведений по цветуРаскрасить мой текст!Новые произведения
|
|
© 2010—2024 Звукоцвет.ру |
|
