| О звукоцветовом анализе Самые цветные тексты FAQ |
Добро пожаловать в мир Звукоцвета!Звуки, используемые в речи, у большинства людей ассоциируются с определенным цветом или цветовым оттенком. Эта ассоциативная связь очень устойчива, поэтому наша речь — это прочно связанный поток звукоцветовых ассоциаций в психике человека. Звукоцвет поможет вам увидеть цвет своей речи, цвет любимого стихотворения или прозы, цвет известной песни, а может быть цвет научного труда или объявления в газете! Хватит читать, уже пора что-нибудь раскрасить. 8) Каталог
|
михаил афанасьевич булгаков
Тук, тук... Бух, бух, бух... Ага... Кто? Кто? Что?.. Ах, стучат... ах, черт, стучат... Где я? Что я?.. В чем дело? Да, у себя в постели... Почему же меня будят? Имеют право потому, что я дежурный. Проснитесь, доктор Бомгард.
Вон Марья зашлепала к двери открывать. Сколько времени? Половина первого... Ночь. Спал я, значит, только один час. Как мигрень? Налицо. Вот она! В дверь тихо постучали. — В чем дело? Я приоткрыл дверь в столовую. Лицо сиделки глянуло на меня из темноты, и я разглядел сразу, что оно бледно, что глаза расширены, взбудоражены. — Кого привезли? — Доктора с Гореловского участка, — хрипло и громко ответила сиделка, — застрелился доктор. — По-ля-ко-ва? Не может быть! Полякова?! — Фамилии-то я не знаю. — Вот что... Сейчас, сейчас иду. А вы бегите к главному врачу, будите его, сию секунду. Скажите, что я вызываю его срочно в приемный покой. Сиделка метнулась — и белое пятно исчезло из глаз. Через две минуты злая вьюга, сухая и колючая, хлестнула меня по щекам на крыльце, вздула полы пальто, оледенила испуганное тело. В окнах приемного покоя полыхал свет белый и беспокойный. На крыльце, в туче снега, я столкнулся со старшим врачом, стремившимся туда же, куда и я. — Ваш? Поляков? — спросил, покашливая, хирург. — Ничего не пойму. Очевидно, он, — ответил я, и мы стремительно вошли в покой. С лавки навстречу поднялась закутанная женщина. Знакомые глаза заплаканно глянули на меня из-под края бурого платка. Я узнал Марью Власьевну, акушерку из Горелова, верную мою помощницу во время родов в Гореловской больнице. — Поляков? — спросил я. — Да, — ответила Марья Власьевна, — такой ужас, доктор, ехала, дрожала всю дорогу, лишь бы довезти... — Когда? — Сегодня утром, на рассвете, — бормотала Марья Власьевна, — прибежал сторож, говорит... «у доктора выстрел в квартире...». Под лампой, изливающей скверный тревожный свет, лежал доктор Поляков, и с первого же взгляда на его безжизненные, словно каменные, ступни валенок у меня привычно екнуло сердце. Шапку с него сняли — и показались слипшиеся, влажные волосы. Мои руки, руки сиделки, руки Марьи Власьевны замелькали над Поляковым, и белая марля с расплывавшимися желто-красными пятнами вышла из-под пальто. Грудь его поднималась слабо. Я пощупал пульс и дрогнул, пульс исчезал под пальцами, тянулся и срывался в ниточку с узелками, частыми и непрочными. Уже тянулась рука хирурга к плечу, брала бледное тело в щипок на плече, чтобы впрыснуть камфару. Тут раненый расклеил губы, причем на них показалась розоватая кровавая полоска, чуть шевельнул синими губами и сухо, слабо выговорил: — Бросьте камфару. К черту. — Молчите, — ответил ему хирург и толкнул желтое масло под кожу. — Сердечная сумка, надо полагать, задета, — шепнула Марья Власьевна, цепко взялась за край стола и стала всматриваться в бесконечные веки раненого (глаза его были закрыты). Тени серо-фиолетовые, как тени заката, все ярче стали зацветать в углублениях у крыльев носа, и мелкий, точно ртутный, пот росой выступал на тенях. — Револьвер? — дернув щекой, спросил хирург. — Браунинг, — пролепетала Марья Власьевна. — Э-эх, — вдруг, как бы злобно и досадуя, сказал хирург и вдруг, махнув рукой, отошел. Я испуганно обернулся к нему, не понимая. Еще чьи-то глаза мелькнули за плечом. Подошел еще один врач. Поляков вдруг шевельнул ртом, криво, как сонный, когда хочет согнать липнущую муху, а затем его нижняя челюсть стала двигаться, как бы он давился комочком и хотел его проглотить. Ах, тому, кто видел скверные револьверные или ружейные раны, хорошо знакомо это движение! Марья Власьевна болезненно сморщилась, вздохнула. — Доктора Бомгарда, — еле слышно сказал Поляков. — Я здесь, — шепнул я, и голос мой прозвучал нежно у самых его губ. — Тетрадь вам... — хрипло и еще слабее отозвался Поляков. Тут он открыл глаза и возвел их к нерадостному, уходящему в темь потолку покоя. Как будто светом изнутри стали наливаться темные зрачки, белок глаз стал как бы прозрачен, голубоват. Глаза остановились в выси, потом помутнели и потеряли эту мимолетную красу. Доктор Поляков умер. __________ Ночь. Близ рассвета. Лампа горит очень ясно, потому что городок спит и току электрического много. Все молчит, а тело Полякова в часовне. Ночь. На столе перед воспаленными от чтения глазами лежат вскрытый конверт и листок. На нем написано: «Милый товарищ! Я не буду Вас дожидаться. Я раздумал лечиться. Это безнадежно. И мучиться я тоже больше не хочу. Я достаточно попробовал. Других предостерегаю: будьте осторожны с белыми, растворимыми в 25 частях воды кристаллами. Я слишком им доверился, и они меня погубили. Мой дневник вам дарю. Вы всегда мне казались человеком пытливым и любителем человеческих документов. Если интересует Вас, прочтите историю моей болезни. Прощайте. Ваш С.Поляков».
Поделитесь этим произведениемПроизведения похожие по цвету
|
Поиск произведений по цветуРаскрасить мой текст!Новые произведения
|
|
© 2010—2024 Звукоцвет.ру |
|
