| О звукоцветовом анализе Самые цветные тексты FAQ |
Добро пожаловать в мир Звукоцвета!Звуки, используемые в речи, у большинства людей ассоциируются с определенным цветом или цветовым оттенком. Эта ассоциативная связь очень устойчива, поэтому наша речь — это прочно связанный поток звукоцветовых ассоциаций в психике человека. Звукоцвет поможет вам увидеть цвет своей речи, цвет любимого стихотворения или прозы, цвет известной песни, а может быть цвет научного труда или объявления в газете! Хватит читать, уже пора что-нибудь раскрасить. 8) Каталог
|
Коршун
Дождь мелкий, занудный, прямо сказать, дождь. Занудная осень, долгая. Слишком долгая осень; мне кажется уже, что мы ползём по этой грязи бесконечно. Только кажется – когда я начинаю считать, то точно выходит, что началось всё в августе; а сейчас ноябрь. Значит, три с половиной месяца, не слишком много для настоящей войны, если вспоминать ту войну, о которой говорили в Школе. И о которой я куда больше читал потом.
Гражданские войны – войны медленные, так водится. Внешние войны быстрее, злее, заклятия так и летают, кровь льётся и сердца останавливаются. А потом дипломаты, конечно, долго делят всё заново, когда война кончится. После гражданских дипломаты проигравшей стороне не нужны, я это не учёл, когда ввязывался. Но я ведь уверен, что мы победим? Гражданские войны медленные, но мы должны быть в Лондоне к Рождеству. Должны быть и будем. Только подойдёт подкрепление. Оно должно быть скоро, я получил письмо на прошлой неделе. Именно из-за этого письма мы стоим здесь лагерем. Точнее, встали ещё до того, но если бы письма не было – снялись бы и ушли. Не привыкать, надо уметь быстро двигаться и быстро действовать, если хочешь воевать сейчас. И быстро решать – тоже. Я и решил, что мы остаёмся. Пока не подойдёт подкрепление. Дождь всё не прекращается, а я опять думаю о подкреплении. Я думаю о нём часто, почти всегда. Я жду его, как в детстве ждут Рождества. Чуда. Но его пока нет, я считаю дни и прошу Санту – или кто там его замещает в нашем штабе – чтобы всё случилось поскорей. И пишу письмо домой, лёжа в одноместной палатке. У меня не хватает квалификации на расширение пространства, но даже лучше, когда никто больше не может зайти. В штаб-палатке всё именно так, как надо, а личное «жильё» устраивают все сами, как могут. Кто-то просто спит под навесом или на земле, только купол ставят защитный. А я вот лежу здесь, не сплю и пишу. Это ненастоящее письмо. Мне некому писать письма, у меня осталась только сестра. Моя сестра, рядом с теми, кого я стремлюсь уничтожить. Её звали Лили, мою сестру. Я тоже пишу письмо девчонке по имени Лили. Рассказываю, каково быть в лагере за главного – каково вообще быть лейтенантом*. Это не очень интересно, особенно девчонке, у неё внимание переключается с первого на второе, потом на десятое. Но не рассказывать же про мелкий дождь и про грязь вокруг, и про то, что доблестные Мстители* выстраиваются в очередь к полевой кухне, три раза в день, ёжась и переругиваясь. Даже если письмо и ненастоящее. Незачем расстраивать девчонок. Девчонки любят победителей, и я им стану. Скоро подойдёт подкрепление, и мы отметим Рождество в Лондоне. Эмиссар с континента, прибывший позавчера, сказал, что нас там встретят цветами. Наверняка приукрашивает, конечно, но их разведданным доверять можно больше, чем разрозненным новостям. И союзническая форма в лагере не так уж редко мелькает, но об этом я уже не собираюсь писать в письме. Я прошу встретить меня цветами и ставлю точку. Вытягиваюсь на спине, заложив руки под голову, и смотрю в потолок. Даже в ненастоящем письме ненастоящей девчонке Лили мы победители, защитники. Мстители. А союз – осознанная необходимость, о которой простым людям лучше не думать. Всё это было в письме Мадам – несколько островов и военно-научное сотрудничество, такая цена. Не только она, остальные Триумвиры тоже об этом говорили, когда меня сделали лейтенантом и направили снова в Англию. Эмиссар уйдёт завтра, оставит здесь троих доверенных. Надо будет передать с ним письмо и запрос в штаб. Обязательно. А сейчас я должен спать, осталось всего около пяти часов до рассвета. ** После завтрака я торопливо раздаю указания на день, хотя смысла в них всё меньше и меньше. Но порядок поддерживать надо, иначе какой из меня командир и какие из них солдаты. И я командую, кому занять посты по периметру, кому дежурить, а кому караулить почтовых сов и склад маггловских консервов. А кому просто снова полировать палочку и ничего не делать, только ждать, когда подойдёт подкрепление. Тренировок по такой погоде мы почти не проводим. Я вижу всё это, но тоже могу только ждать, ну и делать то, что нужно прямо сейчас. Например, взять порцию завтрака и отнести Роуз. Это не обязанность лейтенанта, это моя собственная обязанность. Сам так решил, хотя мог бы и не замечать – в конце концов, ей это всё равно безразлично, ей было бы безразлично, наверное, даже оставь мы её умирать с голоду. Но я так не могу. Когда-то давно, в другой жизни, все говорили, что Роуз мне как сестра, куда больше похожа на мою сестру, чем Лили. Мы и были похожи. Поэтому она сейчас тут, а я ношу ей еду и жду – может, что-то изменится. Хотя она уже кажется такой же частью лагеря, как палатки, купол, совятня. Каждый раз устраивается на краю, недалеко от нашего склада. И спит там же, на том, что дают. Самое большее, что я могу сделать – это всё так и оставить. Она всегда была куда упрямей меня. Сейчас Роуз сидит, обняв колени. Рыжие волосы закрывают её лицо. Блёклые, спутанные рыжие волосы, она их больше не собирает в пучок. Мне это не нравится, но, с другой стороны, что я с ней сделаю? Роуз сидит почти неподвижно. Каждый раз я надеюсь, что она поднимет на меня глаза. Сама, первая, поднимет. Сама протянет руку, заметит, что тут чай – горячий, и каша тоже – горячая. Я приношу ей еду сразу же, как сготовят, потому что иначе ей достанется самой последней, когда всё остынет, а хлеба будет не достать. Если вообще достанется. - Роуз, завтрак. Она словно даже не слышит, ей всё равно. Я останавливаюсь за десять шагов, примерно, и оглядываюсь, есть ли тут камни. Камни есть почти всегда, а угадать, как ответит Роуз, не так-то просто. Иногда она отвечает именно так – летит камень, или что-нибудь ещё, лишь бы лежало рядом. Не удивительно, если знать, что Роуз меня ненавидит. Роуз, да, моя кузина Роуз. Рыжая, веснушчатая, упрямая Роуз. Мы учились вместе – давно, и не считали себя врагами. Я считал её противником, она меня – кузеном. Недостаток информации, фатальная вещь, в конечном итоге. Хотя я не виноват, но лучше бы уж был. Так легче, когда действительно виноват. Она не будет слушать ничего про отца, про Эла. Она считает, что я совру, потому что я Мститель. Нет, потому что я Поттер, который стал Мстителем, так она думает, готов последние сикли поставить. Я уверен, она понимает, за что мы и почему. Просто мне ничего не может простить. И сказать тоже. Последний раз я слышал её голос на могиле отца. Она перестала потом разговаривать, как мне говорили. Или, может, не сразу, а только потом. Не знаю точно, я не виделся с ней совсем, совершенно некогда было. И сразу можно было понять, что она будет не рада, мягко говоря. Роуз вообще думала, что любила отца больше его родных детей. Возможно, она была и права. Я-то ставил не на него, а на неё, но в итоге продул со своими ставками. Я уехал на континент, а Роуз куда-то пропала. Так мне написал Эл, с осуждением, разумеется. Его вскоре тоже убили, так что ничего больше узнать не удалось. Никому, не то что мне. Когда я вернулся, незадолго до самой войны, о Роуз вообще мало что слышали. Не удивительно, если она вела себя точно как и сейчас. Я повторяю, что принёс завтрак и ставлю его рядом с ней. Роуз коротко кивает, не оборачиваясь, и даже кружки с чаем едва касается. Механически дует на пальцы – разумеется, горячо, я ведь сразу сказал ей, что чай горячий. Она, наверное, ждёт, когда я уйду – иногда ей всё равно, иногда нет – а я стою и смотрю. Она вся блеклая, как её волосы. Роуз, моя рыжая Роуз. Моя кузина. Она почти не изменилась с тех пор, как мы нашли её. Грязную, непричёсанную и без палочки, хотя и прилично одетую, всё ещё, и смотревшую дико и безнадёжно. Только отъелась немного, хоть на наших хлебах отъесться – тот ещё труд. Но Роуз же совсем жердь, да и всегда такой была. Только сейчас это лучше сочетается с её обликом. Каким-то всё-таки очень неправильным. Остаётся надеяться, что, когда подойдёт подкрепление, мне разрешат взять её с собой. Потом можно будет найти целителя. Хорошего. Я был знаком с одним, те два года назад. Возможно, что он ещё жив, если всё время оставался в Лондоне. Неуправляемые окраины могут быть жестоки к магглокровкам, ну а я его, за талант, всегда защищал от наших акций. Он, наверное, сможет понять, что с Роуз. Я смотрю, как она пьёт чай, держит чашку двумя руками. Он уже, похоже, не такой горячий. Она словно не обращает внимания, что я ещё здесь. - Роуз… - обращение повисает в воздухе, кажется вообще нелепым. В принципе нелепо, что я здесь стою, будто и других дел нет. Дела для меня всегда найдутся, а сегодня надо ещё и обязательно передать письма. Всё равно Роуз ненавидит меня и не станет слушать. Не услышит, скорее. - В общем, если ты не знаешь, мы скоро будем в Лондоне. К Рождеству. Уже скоро подойдёт подкрепление, и тебе стоит подумать, что делать дальше. Я говорю это и уже разворачиваюсь, чтобы уйти. Слишком злюсь и досадую, что даже еду ношу ей, возможно, зря. И тут Роуз мне кивает. Один раз, так что могло и почудиться, но я слишком привык за ней наблюдать. Словно бы обещает подумать. Хотелось бы на это рассчитывать. Роуз ведь далеко не дура, и я всегда ставил на неё, может, в этот раз и выгорит. Очень хотелось бы, да. ** Разговор с эмиссаром не получился, и я хмуро расхаживаю около штаб-палатки. Нет, он взял письма и официальное прошение, оставил не троих человек, а всю эскорт-пятёрку и пообещал прислать ещё десяток-два. Ещё до основного подкрепления. И оставил новый комплект формы, с их нашивками на рукавах. Никто не взял, практически, из-за этих самых нашивок. Но станет холоднее – возьмут. Хотя я и сам отобрал себе только куртку. Я хожу около штаб-палатки и думаю, что разговор всё-таки был удачным. Но всё равно не получился. Слишком много околичностей и ещё один спор о требованиях из приложения к договору. Наверное, я всё-таки их приму, но отклонить их мы потом не сможем. Я понимаю, я сам всё-таки учился на дипломата и успел пройти практику. Если цена – подкрепление и Лондон, то надо на это пойти. Мне сказали, что другие лейтенанты и два триумвира, кроме Мадам, согласны полностью. Я не пойду против всего Реванша, разумеется. А наши союзники могут в итоге последовать нашему примеру и у себя, сторонников верных мер там вполне достаточно. Я на это очень рассчитываю. Всё ещё обернётся к лучшему, даже этот вот договор. Только бы вовремя подошло подкрепление. Я поднимаю голову, и смотрю, как на небе расходятся тучи. Редкий случай осенью, я уже и не помню, когда тут было солнечно. ** Вечером я всё-таки устроил учебный бой. Дождь закончился, можно было очистить площадку в центре лагеря. Солдаты были рады размяться, хотя и не все, я это видел, но ничего не сказал. Кто-то уже устал, но гражданские войны – медленные, мы должны ждать, пока эмиссары и другие бойцы устанавливают контроль. Над другими частями страны, которые теряют лондонцы. По крайней мере, так считается, что устанавливают – новости приходят не очень часто. Но я ведь верю, что мы победим? Не так ли. А ещё, думаю я, показывая, как двигать запястьем для создания лассо, остаются Скар и его Бригада. С ними и сейчас сталкиваются; те, кого мы из лагеря посылаем в рейды. Впрочем, с тех пор, как мы ждём подкрепления, рейд был только один, и не очень успешный. Скар, этот шрамированный фанатик, умеет управлять людьми. Я это признаю, как и то, что они неплохо сражаются. Но их слишком мало, и у них нет поддержки. Одна вера ничего не стоит. Я это давно понял. Если бы вера и убеждённость сами по себе что-то стоили, то с Роуз у меня было бы меньше проблем. Шум и необходимость сосредоточиться отвлекли меня от неё, но я всё-таки зайду потом. Проверю, может, и в этот раз обойдётся без камней и палок. Кстати, камни и палки нам на тренировке тоже пригодятся, думаю я. И подзываю рядомстоящего, чтобы показать на практике использование подручных средств. В бою это тоже может быть важно. - Смешно, дипломат учит драке, - сказал мне однажды один новобранец, я без слов врезал ему невербальным. Мадам учила меня не только истории магического мира, надо признать. Я ей до сих пор благодарен. Тем более, авторитет важнее умения. - Всё, отбой! – командую, и солдаты опускают палочки, начинают отряхиваться. Руки уже почти не пожимают, ритуалы остались где-то там. В августе, если я правильно помню, когда началась эта война. Похлопываю наиболее отличившихся по плечу, обсуждаю, можно ли отправить новых – эмиссаром оставленных – в разведку. Мнения почти поровну, решаю дождаться завтрашнего утра. Им здесь не доверяют, но и такая проверка не всех устроит, хотя меня –вполне. Нам ведь нужна информация, во вторую очередь. В первую нужно подкрепление, но это ещё впереди. Я чувствую себя очень усталым, настолько, что мог бы свалиться спать прямо здесь, но всё-таки собираю силы, чтобы доползти до своей палатки. Я иду мимо складов и ни о чём не думаю, только о спальнике и одеяле. Только что-то мешает, какой-то шум в ушах. Прислушиваюсь; может быть, это опасность. Но это просто плач, сдавленный какой-то, как будто от страха. Со стороны склада, там, где Роуз. Как только я вспоминаю об этом, сон как рукой снимает. Даже глаза распахиваются. Быстрее срезаю угол, я помню, где она сидела с утра, уйти ведь не должна была. Плач становится явственней, я очень боюсь не успеть, хотя чем ей вообще можно помочь. Когда я вижу, как она сжалась на земле, в стороне от спального места, я забываю об этом. О том, что не умею помочь. Я бросаюсь к ней – быстрее, чем получается подумать, чем это мне чревато. Но она бьётся на земле, дрожит и плачет, я никогда её раньше такой не видел, и это страшно. Опускаюсь на колено, беру за руку – такая холодная рука, но я не помню, какие у неё руки. Я их вообще раньше не трогал. Не знаю даже, что делать. Поднимаю её, встряхиваю за плечи, голова Роуз безвольно свисает, и щёки мокрые. - Роуз, очнись, Роуз! Мне плевать, может, ты меня ненавидишь, но, Роуз… - она открывает глаза, смотрит дико, как раньше, когда только прибилась к нам. Пленница, не пленница, Мерлин знает что. Сажусь рядом, не отпуская её рук, а Роуз утыкается мне в плечо. Может, хоть так получится что-то сделать. Я умею драться, но не помогать вот так. - Роуз, Роуз, всё хорошо… скоро подойдёт подкрепление, слышишь, Роуз? Скоро всё будет так, как надо, скоро… Мы победим, знаешь, тебе только кажется, что всё плохо, я не дам тебя в обиду, Роуз. Только мы остались, я знаю, помнишь, тогда, в академии, ну помнишь же, я рассказывал, что мы не идиоты, мы только ждали, это твоя мать… Грэйнджер, но они будут наказаны. Роуз, моя дорогая кузина, я обещаю. Только скажи мне что-нибудь, Роуз же! Я прижимаю её к себе, говорю какую-то чушь. Она всё так же дрожит, не от холода, хотя точно не знаю, может, ей холодно, а я привык. Она же молчит. Молчала. - Джеймс… У неё тихий голос, блеклый. Как её волосы, рыжие, растрёпанные. Её волосы лезут мне в лицо. - Мне холодно, Джеймс. Тут у вас слишком холодно. Меня захлёстывает радость – дикая, безудержная. Я ещё сильней обнимаю Роуз, судорожно выдыхаю в её волосы. Хочется улыбаться, смеяться, вообще что-нибудь сделать, но я только нашариваю рядом упавшую форменную куртку и накидываю ей на плечи. - Вот, так, Роуз, теперь лучше. Лучше? - Да, Джеймс, - она как-то еле шевелит губами. – Мне лучше. - Я рад, что ты вернулась, я очень рад, - так и не отпускаю её от себя, кажется – если отпущу, то она снова станет каменной статуей, молчаливой и готовой ударить в любой момент. Глажу её по плечам, они постепенно перестают дрожать под курткой. Роуз дышит спокойней, а я всё повторяю, что очень рад и что всё будет хорошо, пока не замечаю, что она заснула. ** Что Роуз теперь будет спать в моей палатке, я объявляю сразу. Мне так спокойнее, когда она под присмотром, пускай теперь спать стало тесно. А вот делать то, о чем пойдут, конечно же, слухи, не собираюсь. Хотя на слухи плевать, слухи всегда ходят, даже когда повода нет. И их красиво называют «общественное мнение», в большинстве случаев. Она слишком от меня зависит. Поэтому такое неправильно. Я должен подождать, я ещё раз повторяю это себе, глядя как она спит. Ей надо восстановиться. Прийти в себя и начать жить нормально. Она сможет, она справится, я же помню, на что Роуз способна. Моя кузина Роуз, рыжая Роуз. - Рыжая… - произношу я негромко и усмехаюсь. Мне действительно всегда нравилось так её называть. Внешне ничего и не изменилось, я всё так же выполняю каждодневные дела и жду подкрепления. Только Роуз ношу еду в палатку. И вечером укрываю её одеялом, перед тем, как заснуть. Она снова не говорит, только смотрит на всё вокруг, а на третий день просто выходит из палатки. Со мной, конечно. Я её никуда не могу отпускать без себя, и не отпущу. Я это ей сразу сказал, она кивнула. Хотя ничего не ответила. Теперь она ест с нами, женщины из лагеря пытаются с ней говорить. Но она только смотрит на них и кивает или качает головой, а иногда роняет «да» или «нет». Я на них шикаю: неужели не видят, что Роуз трудно. Может, впрочем, они тоже помогут, Роуз должна перестать считать Мстителей чем-то слитным. Мы же все разные, а Роуз когда-то в этом смысле была как мать. Практически. Ночью мы с ней спим рядом, я иногда снова её обнимаю. Когда она мечется, не просто так, а чтобы успокоить. Потом она бормочет: «Спасибо», и снова засыпает, только тогда отпускаю её и сам ложусь. Наверное, так я стал меньше спать и хуже, но пока это незаметно. Я и так сплю не очень много, привык. А её кожа становится теплее. Может, мне кажется, а может, это потому, что она спит в палатке, а не как придётся. Ещё и форму ей собрали, точнее, я собрал, сделав Брэнде внушение. Наш полевой медик – дама понятливая, теперь Роуз действительно одета тепло. Мне нравится, как она выглядит в форме, хотя нашивки она, как я заметил, оторвала. Просто руками, видимо, из упрямства. Я их потом нашёл у входа в палатку. Но она ещё привыкнет, я думаю. Привыкла же жить кое-как, а к хорошему привыкать трудней, чем к плохому. Сам знаю, и вполне неплохо. ** Снова начались дожди, а с континента никаких новостей. Эту неделю меня отвлекала Роуз, но она всё-таки не основная моя обязанность. Даже вообще не обязанность, если говорить честно. Так что я снова начинаю ходить кругами по лагерю и думать о подкреплении. Эти мысли слишком навязчивые. Рождество. Подарок на Рождество в виде подкрепления, и Лондон, где нас давно ждут. Тренировки – теперь я сделал их регулярными, снова, – становятся жёстче. Солдаты с повреждениями выстраиваются в очередь к Брэнде и её помощнику, и нередко я тоже. Я стою в очереди с вывихом, и думаю, что это мы ждём слишком долго. И что я не понимаю, чего ждут лондонцы. Может, у них и правда просто слишком мало сторонников. Почти совсем никого не осталось. Это было бы хорошо. Жаль, в Лондон из лагеря запрещено кого-либо посылать, отряд Департамента Правопорядка ещё очень силён, там, в столице. Только в столице, в остальной стране и окраинах «защитников» ненавидят даже сильнее, чем Ястребов. Грэйнджер и её любовника-министра. Что они любовники, это все знают, слухи ходят о них наверняка не зря. Но даже если так, дело не в этом, а в том, что они сделали со страной. Даже наши предшественники, на той прошлой войне, были предусмотрительней. Это они убили отца, я уверен, а не кто-то из Реванша, иначе бы уже знал. Лейтенантов вроде меня посвящают в такие вещи, несмотря на родство. Когда мы возьмём Министерство, я обязательно докопаюсь и всё ей расскажу. Расскажу, когда будет время, конечно же. Сразу будут более важные дела, может, я действительно стану главой департамента. Но сначала должно подойти подкрепление. И письмо-приказ с континента. Иначе ничего не получится, а мы тут все начнём бросаться друг на друга. Я чувствую, как обстановка меняется. Но могу только поддерживать порядок и привычно командовать. Изменить ничего не в силах. Разве что, Роуз помогать измениться, но это она делает сама. Сама, я только за руку её веду, с этим можно сравнить. Она как слепая, да, слепая, которую ведут за руку к целителю. Я читал в детстве такую сказку, там слепую девушку спас рыцарь, когда она подходила к краю пропасти. Он сотворил своей магией мост, по которому она перешла. А после сопровождал к великому магу, вернувшему ей зрение и волшебную силу. И потом они жили долго и счастливо. Жаль, что это не сказка, то, что с нами сейчас происходит. ** Роуз попросила у меня перо и бумагу, теперь она уже четыре дня уходит порой на край лагеря и рисует. Просто рисует, какие-то каракули, или пейзажи. Я посылал солдат тайно проверить, но они многого не могли разглядеть, а показывает она мне не всё. Когда заполнит лист, отдаёт, а до тех пор с ним не расстаётся. У меня уже три листа, остался четвёртый, и после этого я ей точно скажу, что нам впору уже экономить. Но раз уж она рисует, лучше не одёргивать раньше времени. Это не я подумал, это говорит Брэнда, когда Роуз после завтрака уходит рисовать. - Может, ей так легче что-то понять. Я не учила душелечение, - честно признаётся она и вздыхает, она же целитель, ей наверняка не нравится, что она совсем не может помочь. Я только дёргаю плечом и не отвечаю. Отвёл срок до разговора, а пока – её дело, лишь бы ничего не случилось. Хотя случиться ничего не может, наши разведчики говорят, что вокруг всё чисто, во всяком случае там, куда можно по имеющимся координатам аппарировать. Как будто всё притаилось в ожидании. Даже погода. Поднимаю голову к небу. Оно снова в тучах, хотя солнце ещё проглядывает. Вот как сейчас, луч бьёт в глаза, я заслоняюсь рукой. А потом вижу какое-то пятнышко. Небольшое. Тру глаза, но оно не исчезает, а становится всё больше, сравниваясь в размерах с – точно, почтовой совой. Я ловлю в руки потрёпанную птицу, она бьётся и царапается, но я ничего не чувствую, пока срываю с её лапы письмо. Письмо с континента, печать вполне узнаваемая, правда, конечно, надо проверить личным магическим кодом. Лихорадочно вытаскиваю палочку, провожу необходимые линии, шепчу, что полагается. Печать вспыхивает мягко-алым, сердце бешено стучит от радости. Удивляюсь, что больше никто этого не слышит. Печать и код «красный». Значит, это действительно то, чего я ждал. Снимаю защиту и читаю письмо вслух я уже в штаб-палатке. Сюда набились все, кто хоть как-то участвует в управлении лагерем. Единственное, что я не читаю вслух, это координаты. Для аппарации представителей главного штаба, и всех остальных – после встречи представителя нашим человеком. А ещё пароль и отзыв, конечно. Тоже – для нашего человека, я ещё выберу, кто это будет. По письму выходит, что у меня есть три дня. Солдатам тоже не терпится узнать, что мы получили за послание, но им объявляет пусть кто-нибудь другой. Поручаю это Лису – раз претендует роль моего «заместителя», так чтоб пробовал – а сам иду в ровно другую сторону. Я нахожу Роуз у «ворот», в смысле, двух штандартов. Мы их называем воротами, раз уж стоят знамя Реванша и флаг союзной армии почти совсем на краю лагеря. Хотя антиаппарационный барьер проходит не здесь, и «ворота» – ближе «ограды», но на это не обращают внимания. Почти никто уже не обращает. Она даже не рисует, просто сжимает перо в руке. Пальцы совсем белые. - Роуз, я говорил о подкреплении, помнишь? Они скоро будут, они почти здесь! – я не скрываю радости, мне хочется, чтобы ей передалось хоть чуть-чуть. Она поднимает голову, моргает, как будто я сказал что-то совсем неожиданное, но ведь сомневаться в подкреплении было нельзя. Я знал, что они тянут, но нельзя тянуть бесконечно. Об этом и второй триумвир в письме писал, а Мадам желала удачи мне лично в короткой приписке. Я бы обязательно рассказал ей о Роуз, если будет возможно. А у Роуз на лице удивление, самое настоящее, я уже и привык к тому, что её лицо неподвижно. - Правда? Джеймс… это правда? – она перекладывает перо из одной руки в другую. Где у неё лист с рисунками, я так и не могу понять. - Правда, самая чистая, - киваю. – Теперь у нас хватит сил, не сомневайся даже. Роуз кивает, её лицо снова спокойное и почти равнодушное. Но хоть что-то у меня получилось, я этим доволен. - Роуз, может… с нами? – спрашиваю будто через силу, хотя действительно надо спросить. По такому случаю солдаты наверняка выпьют, да и мне нальют вместе с кругом «заместителей», хотя эта иерархия здесь больше проформа, чем реальность. Скоро всё должно измениться, когда придёт подкрепление. Всё встанет на своё место, и все – тоже. - Нет, Джеймс. Нет, - Роуз качает головой и ещё раз повторяет это «нет», как будто я тащу её за руку туда. За руку я бы её всё равно не тащил. Она не любит, когда кто-то к ней прикасается, тем более зря, а мне надо, чтобы Роуз мне доверяла. Она не будет рядом, если не будет верить, это я точно знаю. Смотрю на неё; может быть, всё-таки ещё передумает, но Роуз снова опускает взгляд. И руки тоже опускает. Не хотелось бы её так оставлять, но меня не поймут. Командир должен находиться со своими, особенно когда наконец есть повод для радости. Серьёзный повод. Чем дальше я от неё отхожу, тем сильнее темнеет; кажется, Роуз вообще теряется в темноте. Но зато в центре лагеря светло, разожгли настоящий костёр, и тот же самый Лис уже пускает по кругу бутылку. Хорошее вино, у нас его почти не осталось. Впрочем, у министерских наверняка есть личные запасы, думаю я.
Поделитесь этим произведениемПроизведения похожие по цвету
|
Поиск произведений по цветуРаскрасить мой текст!Новые произведения
|
|
© 2010—2024 Звукоцвет.ру |
|
